Внимание! Всякое сходство с реальными событиями и людьми случайно и не может служить основанием для ... выяснения отношений.

Всё началось в тот момент, когда немало повидавший IE 4 на введённое сочетание латинских букв, отдалённо напоминавших транслитерированное слово "стихия" с непонятным довеском жужжащих согласных, лаконично сообщил: "Узел найден". Несколько следующих дней К. возбуждённо изучал сайт, делая для себя массу интересных и радостных открытий. Сайт представлял собой конкурс стихов. Каждый мог отправить стих на конкурс, каждый мог поставить оценку с комментарием. Был и форум, в котором можно было обсуждать самые разнообразные темы. "Какая идея! Объективность в высшей степени. Без ограничений. И форум! Никакой лести, никакой злобы. В этом нет необходимости!" Несколько дней он ходил просветлённый, чувствуя, что в его жизни появилось что-то очень важное. Не то, чтобы ему некому было прочитать свои стихи, скорее он опасался, что личные отношения будут мешать восприятию. Здесь же, среди обезличенных ников, можно было забыть об этом.

У К. было несколько стихов, но часть из них он считал слишком личными, чтобы выставлять на всеобщее обозрение, часть - недоработанными. Поэтому определилось три стиха, три лучших стиха, о которых он хотел узнать мнение других. Нельзя сказать, что К. хотел получить приз, хотя это несомненно польстило бы его самолюбию. Хотелось узнать чьё-то ещё мнение, чьё-то восприятие со стороны - ничего более.

Первый стих К. выложил сразу, но конкурс внезапно закончился, а те, кто голосовали, были немногословны. Второй стих был в конкурсе гораздо дольше, но оценивающие также предпочитали отмалчиваться, хотя и средний балл был около четырёх. "Ну что ж, на нет и суда нет", - он был терпелив.

К. часто изучал стихи других и оценки к ним. Через некоторое время он начал замечать, что высказывания становятся всё жёстче, а их авторы, казалось, и не пытаются быть объективными. Некоторые мелочи, ранее прощаемые, теперь без пощады отлавливались и служили основанием для снижения балла до единицы. Впрочем, не было нужды и анализировать стих. Многие ограничивались желчным комментарием. "Растёт уровень критики? Или... выход эмоций, некая психологическая разгрузка?...". Однажды К. наткнулся на единицу с комментарием "Если не ошибаюсь, это символизм". "Выходит, осторожнее нужно с символизмом... Уж лучше символистом быть, чем символистом слыть...", - подумал К. Позднее он наткнулся на рецензию с единицей, но уже с поучительным комментарием "акмеизм, батенька, чистейшей воды", что окончательно запутало ситуацию.

Наконец, осенью, когда прошёл листопад стихов про осень и листопад, К. отправил на конкурс последний стих. Даже название не внушало надежд на победу, и в тот же день, когда он увидел свет, получил единицу. Конкурс к тому времени сильно изменился. Из безликой массы читателей выделились несколько критиков, которые с упорством исламских фундаменталистов аккуратно выставляли всем конкурсантам низшие оценки. Аргументация их не была многословной и местами по краткости напоминала "Аллах акбар". Получить двойку или, что более невероятно, тройку, от них было высшей похвалой. Один из них даже заходил на конкурс по несколько раз на день, чтобы иметь возможность максимально быстро оценить стихи, появившиеся за его отсутствие. Видимо, это был особый вид кайфа, оправдание своей значимости и создание иллюзии способности влиять на события, происходящие вокруг (возможная компенсация того, что не хватает в реальной жизни). Иначе что же могло заставить читать несметное количество плохих стишков? Наверное, "Так Надо". Ярко представилась картина: "Захожу на порнографический сайт. К примеру, зоофилия. Давлюсь, а смотрю. Потому что Надо... Эх, Фрейд, Фрейд... Жаль, что в твоё время не было Интернета". А может, просто критик ждал чуда, искал его вновь и вновь, искал - и не находил. "Я - заинтересованная сторона, и лучше бы сам старался быть объективнее к людям. Объективность... А гениальные работы здесь есть? По этой шкале победит набравший большее количество единиц". Как показали дальнейшие события, проявления объективности могли быть ещё более разнообразны.

Вскоре после изучения стихов и мнений о них непримиримых критиков, К. стал и за собой замечать беспощадность в оценках, с удивлением обнаруживая, что для подавляющего большинства его любимых стихов можно найти бесспорные аргументы, доказывающие их несостоятельность и лишающие права на дальнейшее существование. Вот, например, из конкурса, про ворона: "...прокричит по-птичьи..." - а что же ему, по-человечьи кричать? Он лихорадочно цитировал на память стихи, но все они явно не дотягивали до уровня критиков. "...Как быкам хлыст вечен богам крест... - не по-русски, ...но и жить, конечно, не новей... - автор прав, но только в применении к своим виршам...", - и далее длинная вереница цитат, уводящая во времена, когда ни Интернета, ни компьютеров не было и в помине...

Окончательно запутывал ситуацию форум. Казалось, каждый выступавший стремится эпатировать читателей, а не высказать своё мнение. Изящность и хлёсткость изложения с успехом заменяли мысли. На пустом месте разгорались целые скандалы. Пропущенный в стихе мягкий знак мог стать поводом для длинных злобных перебранок. Критики, выступающие на форуме, становились известнее авторов и самих критикуемых стихов. Доказывать что-либо стало бесполезно. С таким же успехом можно было пытаться дискутировать с соседским немецким шпицем, облаивающего всех, кроме своей хозяйки. Слова вместо того, чтобы служить выражению идей, стали самодостаточны. Это распространялось не только на стихи, где одинаково успешно можно было доказать, что и V. пишет плохо, а S. - гениально, и наоборот, но и на любое утверждение, которое можно выразить при помощи слов. Всё становилось зыбким и с лёгкостью хамелеона меняло цвет, завися, очевидно, только от настроения выступавшего или состояния окружающей его среды.

"Нет, в этом нужно разобраться", - решил К., но это желание как-то затерялось среди прочих, до поры до времени. А пора (и время) наступили довольно скоро, когда, получив ещё несколько единиц, К., словно Заратустра, насытился мудростью и снял свой стих с конкурса. "Не нравится - подумал Штирлиц. Народу не нравится. Хех, нравятся девочки. А литература - это искусство", - К. провёл курсором вдоль окна IE и остановил его около надписи "форум", рядом с которой стоял красный восклицательный знак, словно предупреждая о чём-то. "Я бездарен", - было следующей мыслью. "Чрезмерная идеализация предмета любви нашла противоречие с реальной жизнью, что и явилось причиной наблюдаемой депрессии... Всё-таки, кто же прав? И есть ли истина? Истина абсолютная, а не для каждого в отдельности. А если есть, нужна ли она? А что если главное - это поиск? Не цель, а движение. Сам процесс. Вот форум. Основное - выступить. О чём - не важно. Потребность приматов по поводу и без повода сотрясать воздух? Или стих. Главное, чтобы ритм и размер, а суть - кому нужно, тот найдёт..." Тут К. вспомнил высказывание учителя музыки, что есть строгие правила, по которым пишется классическая музыка, но если их выполнять, музыка становится невыносимой. "...Или не найдёт. Воображение или ассоциативное мышление, к примеру, не развито, а там сильны именно ассоциации, метафоры, сравнения, подтекст... А вдруг, так и было всегда? С чего ты взял, что в сети что-то по-другому? Те же люди, те же страсти, те же комплексы. ...Сам процесс. Жизнь. В конце - смерть. Всегда. По сути процесс движения к цели, умирание - это жизнь? Так что же важнее?".

"И что такое искусство? Кровь - любовь. Рифма вызывает смех, да и стихи на эту тему - тоже. Да и в целом на тему любви. А если кто-нибудь из них, оценивающих, в реальной жизни увидит самоубийство от неразделённой любви? Если придя в институтскую группу увидит некролог? Некролог ровесника. Тоже никаких эмоций? Тоже не стоит и двух строчек? Или опять-таки неразделённая любовь? Неужели такое незапоминающееся и блёклое воспоминание? Разве у всех всё так гладко? Отболело, чувства умерли, осталась одна техника стиха? Но разве техника спасёт, если нечего сказать? А может быть, именно обычные и неприметные вещи вызывают творческий импульс, а слишком эмоциональные переживания самодостаточны и не требуют какого-то добавления и разъяснения, даже в виде стихов", - К. выключил модем. "Как-то уж очень мрачно. Крематорий. Любовь и смерть. А всё-таки что же делает художник? Ведь не просто отражает события. События - это как еда, мозг поэта - желудок, он преобразует их в себе и получается... получается." К. от неожиданности встал и энергично прошёлся по комнате. "Вот и получается... Где-то ошибка? Или всё же...вопрос формы? Если ямбом, то плохо". При чём тут был ямб, К. не догадывался, но твёрдо знал, что Пушкин был бы вместе с символистами и акмеистами.

"Может, именно они нормальные? Не нужно много думать. Проще надо быть, в Quake почаще играть... Что ещё нужно, чтобы встретить старость? Как сказал Фрейд - человек, задумывающийся о смысле жизни, нездоров и нуждается в лечении".

Тем временем текущий конкурс закончился, другие стихи К. выкладывать не хотелось, а написать новые не мог. А новый конкурс набирал обороты, новые поэты выставляли свои стихи, новые критики закидывали их и друг друга гнилыми помидорами, которые тоже старались казаться новыми.

Был поздний морозный вечер, в комнате было прохладно, и К., съёжившись на стуле, читал свежие сообщения на форуме. Это была переписка какого-то корнета с поручиком, поэтому стиль быль настолько витиеватый, что К. вскоре потерял нить рассуждения и отвлёкся, задумавшись о своём. "Я графоман. Ни одного хорошего отзыва. Ведь никому не понравилось... Да нет, графоман, определённо".

Тут же вспомнилось высказывание из форума, что графоман - это не плохо, это даже хорошо и называть себя графоманом очень почётно. "Да. Следующий наставник молодых здесь обязательно будет иметь звучный трёхбуквенный ник" - почему-то подумалось ему. "А всё-таки хорошо. Успел убрать свой стишок. Этот... Графоман... не успел оценить"

Он нажал Ctrl Esc, стрелку вверх и два раза Enter, отодвинул стул и лёг на кровать. ATX-ный корпус какое-то время раздражённо гремел винчестером, затем мигнул обеими лампочками и выключился. В соседней квартире под печальное бренчание гитары громко раздался томный голос Лагутенко: "Ю-юному мне-е, три раза, о е-е-е". К. отвернулся к стене и последней его мыслью перед следующим днём было: "Сон разума рождает...".